Однако подъезжаем. Ближе к Москве, поезд чуть ли не под каждым кустом начал останавливаться, соответственно, людей набилось. И все с мешками, да корзинами, даже поросенок истошно визжал где-то на том конце вагона. Ну, прямо как у нас, селяне на базар, в город едут. Видать, и здесь страда закончилась.
А потом станционные строения пошли, и все люди в проходе столпились. Я Сеньке со Степой рукой знак сделал, дескать, сидите спокойно, ни к чему в давку вместе со всеми поселянами лезть, успеем из поезда выгрузиться.
Ну, вот мы и в Москве! Если к отдельным деталям вокзальной жизни пристально не приглядываться, так не так уж сильно она и поменялась за прошедшую сотню лет, все та же суета и давка среди понаехавших, все так же коренные желают максимально нажиться за их счет, вон толстая тетка семечками торгует, тот стаканчик, что у нас, в Барнауле три копейки стоил, тут уже по гривеннику идет.
Глава 18
Вот вроде я, попаданец с огромным опытом городской жизни, а громадную доску с объявлениями о требующихся в городе вакансиях, возле самого выхода с территории вокзала, первыми именно Семен со своей Степанидой отыскали. Понятно, что просто повезло им, но все равно, как-то даже закомплексовал немного.
— Смотри, Семен, — радостно щебетала Степа, тыкая пальчиком в строки одного из множества объявлений, — все, как ты и хотел, в механическую мастерскую требуются на работу подсобные рабочие, кузнецы, маги земли и металла. А вот еще одно похожее. Без работы ты у меня точно не останешься.
— А вот, дорогая, объявление, словно для тебя написано, — вторил ей наш «Ромео». — Тем, кто любит учиться и учить. Необходимые требования: навыки Учитель и Ученик не ниже второго уровня. Желающим предоставляется возможность дополнительного заочного образования. Правда, здорово?
Не одному мне во рту от их этой взаимной заботы друг о друге и ворковании приторно сделалось, еще одна девица со спутником, детиной в косоворотке, выглядывающей из-под распахнутого суконного бушлата, и кепке пятиклинке, прям замлела вся:
— А вот ты за мной, Вася, никогда такой заботы не проявляешь. Бурчишь только. Не чуткий ты человек, Василий.
Объявления, вывешенные на этой доске, все очень внимательно изучили, показавшиеся хоть сколько-то интересными Степа записала в маленький синий блокнотик, временами муслякая грифель своего химического карандаша, чтобы тот писал более ярко. Разделавшись с объявлениями направились через привокзальную площадь к той специально выделенной площадке, где извозчики со своими пролетками седоков поджидали. Это уже моя идея была: извозчики же точно должны знать, как выйти на тех, кто жилье приезжим сдает. Да только проход через эту самую площадь оказался закрыт. Люди в белоснежной форме со звездочками на фуражках всех обывателей, пытающихся на нее выйти, тормозили и строгим голосом просили десять минут обождать.
— В чем дело, товарищ милиционер, — поинтересовался я у того служивого, который нам с друзьями пройти не давал.
— Сейчас вот товарищ Зиновьев с группой товарищей тут проследует, а после идите себе, ребята, куда хотите, – примирительно проговорил сквозь роскошные буденовские усы этот постовой.
Хм. Зиновьев? Что-то такое припоминаю из курса средней школы… Троцкистско-Зиновьевский правый уклон или как-то так… Блин! Они же тут еще вполне живые, и даже у власти находятся! Даже Ленин еще реально вполне живой, хотя, вроде как не то парализованный, не то просто сильно больной обитает неподалеку, в Горках. Интересно, кстати, чем же таким-этаким Ильич болен, что даже лучшие Целители страны Советов оказались бессильны перед его недугом?
Ждали недолго. Минут через пять через всю площадь проследовали три роскошных легковых автомобиля, из которых выгрузилась группа товарищей в костюмах и при галстуках и всей кучей проследовали прямо мимо нас в направлении вокзала. И даже не нужно было знать главного революционера из всей этой стаи в лицо, чтобы его опознать. А просто все прочие, как массовка вились вокруг одного кучерявого и носатого. Особенно один из всей массовки запомнился, тот вообще всю дорогу на полусогнутых рядом со своим начальником передвигался, раболепно склонив голову.
— И вот так каждую неделю! – Вздохнул кто-то рядом в ожидающей толпе, пока нас еще не распустили. – Зиновьев к Ильичу в Горки на персональном литерном поезде катается, а все прочие ждут. У нас на железной дороге диспетчеры вообще за голову хватаются, у них же строгий поминутный график, а они литерный вне графика туда-сюда между Питером и Москвой пропускать должны.
— Что ты хочешь, личный ученик Ленина, — ответил ему другой голос, — в связи с болезнью вождя управляет его личной гвардией магов-менталистов, а для этих гавриков главное что?
— Что? – Эхом отозвался первый собеседник, и я тоже чуть с ним заодно не спросил, настолько показался интересным этот разговор.
— Главное, учет и контроль! Вот менталисты и контролируют, насколько самоотверженно наши профессора лечат вождя мирового пролетариата.
Тут ограничивающий нас милиционер получил отмашку от начальства и разрешающе махнул рукой:
— Путь свободен. Проходите, не задерживайтесь, товарищи. – Даже жаль, интересный разговор, я бы еще уши погрел.
Эта недолгая задержка сильно нас притормозила. А просто накопившийся за линией оцепления народ, после разрешения пройти, наперегонки ринулся вперед, разом порасхватав всех свободных извозчиков. Ну, а мы с друзьями, разумеется, прошляпили, не сразу врубившись в складывающуюся ситуацию.
— Предлагаю, раз так с извозчиками получилось, — предложил я молодоженам, — пока новые извозчики на здешнюю площадку не подтянулись, кому-нибудь из нас пробежаться, чтобы поискать еще объявлений, наподобие тех, что с работой для приезжих. В первую очередь же вам жилье нужно, на работу-то устраиваться уже после пойдете.
— Тогда, Сашка, тебе и стоять с нашими баулами, — тут же подхватила мою идею Степка, — а мы с Семеном еще тут прогуляемся.
Ну, в принципе-то, я и не особо против был. С детства не люблю бродить в толпе в поисках непонятно чего.
Парочка убежала, а ко мне внезапно одна из женщин обратилась, что тоже тут маялась в ожидании пролетки. Хотя, как внезапно? Ее интерес после произнесенных мной слов про съем жилья я практически сразу же срисовал.
— Простите, вы жилье собрались снимать?
— Точно так, — отозвался я в ответ.
— А кто там поселиться собирается? Все втроем или кто-то один?
— А вон, та парочка молодоженов, которые сейчас на разведку убежали, я просто по-дружески их сопровождаю и морально поддерживаю, пока они не обустроятся.
— Фух, хорошо, а то я боялась, что у вас эта новомодная молодежная семья на троих. Ну, как знаете, у пролетарского поэта Маяковского с его Лилей Брик и этим ее мужем, Осипом, кажется. Но если проживать будут только двое, то я могу предложить им комнату с удобствами и за недорого.
— С удовольствием ее осмотрим, вот только мои друзья вернутся. И, простите, как я могу к вам обращаться?
— Елизавета Петровна я.
— Очень приятно, а меня Александром звать.
Семен со Степой возвратились. Тематического стенда с объявлениями, на котором бы домовладельцы предлагали приезжим жилье, они так и не отыскали, поэтому с огромным энтузиазмом поехали осматривать то, что предлагала им объявившаяся женщина. Единственное, чтобы нашей увеличившейся на одного человека толпой ехать, пришлось чуточку на стоянке подождать экипаж повместительнее, а то в обычную пролетку, на единственную ее скамейку, максимум могло трое втиснуться, нас же вместе с хозяйкой квартиры уже четверо набиралось.
Ехать пришлось больше часа, лошадка по уличной брусчатке цокала флегматично неторопливо. Я с интересом крутил головой, пытаясь запомнить значимые ориентиры на обратный путь. Не факт, что и обратно мне подвернется извозчик. А потом, по приезде, нам пришлось буквально восходить по непривычно бесконечной лестнице на верхний, пятый этаж. Очень хотелось подколоть Семена, который еще недавно, в Барнауле, выражал сомнение в устойчивости четырехэтажного дома, но не стал. Не стоило в глазах будущей квартирной хозяйки друга полным деревенщиной выставлять.