Но не успел буквально на долю мгновения, на одно биение сердца. Сергей опередил меня и вогнал лезвие своего меча Игнату в грудь, то ли пробив доспех, то ли умудрившись угодить между пластинами. Старый воин медленно упал на колени, потом завалился на землю и больше не шевелился.
- Убью! - заорал я, ощущаю вспышку дикой ярости, от которой весь мир окрасился в оттенки красного, а в ушах застучали кузнечные молотки.
Я сделал шаг вперед, принял меч боярина на свой и тут же пнул его левой ногой в пах, туда, где заканчивалась кольчужная юбка, а когда он согнулся, добавил навершием меча в личину шлема, прикрывавшее лицо убийцы моего наставника и друга.
- Убью! - снова закричал я. - Паскуда!
Махнул мечом, но Сергей, опытный воин, уже успел оправиться от шока и принял его на свой, отбил в сторону и ударил меня в грудь. Все, что я успел - это повернуться, пустить удар вскользь по пластинам доспеха, и рубануть в ответ, вкладывая в удар весь свой вес.
Бармица шлема не смогла сдержать мой клинок, кольчужные кольца лопнули и лезвие вошло в шею Сергея на половину толщины. Меч выпал из ослабевшей руки боярина, а сам он медленно завалился на землю.
Заметив какое-то движение слева, я резко развернулся, махнул мечом, но вовремя успел остановиться: это был Пашка. Без шлема, с лицом, покрытым брызгами крови, он махал рукой в сторону, откуда пришли воины Сергея и что-то кричал.
Я повернулся и увидел пятерых или шестерых конных, которые, торопя лошадей во всю мочь, улепетывали прочь. Непонятно откуда появившийся на поле боя боярин Ян вскинул лук, выпустил стрелу, и один из беглецов повалился на землю.
Ромка подошел справа, подхватил с земли валяющуюся на ней рогатину и вогнал лезвие в грудь лежавшего на земле дружинника. Уперся ногой в труп, выдернул и пошел к следующему. Это правильно, нечего заставлять людей мучиться зря.
Я посмотрел на свои руки. Перчатка на левой была порвана, рукава воинской куртки до самых локтей оказались покрыты кровью. Но это была не моя кровь, чужая. Кровь всех тех, кого я сегодня убил.
Но если не убил бы я, то убили бы меня?
- Мы победили! - только теперь я услышал, что кричал Пашка. - Мы победили, ты слышишь меня?
Глава 21
Брянское княжество. Лесные пущи. Лето 55-го года от Последней Войны
Добычу мы взяли богатую. Одних только пластинчатых доспехов полтора десятка, самых разных: от клепаных, вроде тех, который носил я, до кожаных курток с грубо нашитыми пластинами. Да еще десяток кольчуг, длинных и коротких. И тридцать с лишним коротких мечей и несколько длинных.
Стеганые поддоспешники, пропитанные кровью бывших хозяев даже брать не стали, оставили на трупах. Не отстирать если сразу, то загниют, а нам постирушки устраивать было некогда. Остальное навьючили на лошадей, потому что в единственной повозке не было места - там лежали раненые.
Лошадей тоже переловили с полтора десятка голов, да еще с десяток все-таки умудрились убежать в лес, но о них никто не жалел. Этих бы довести и уберечь.
Но добыча мало волновала меня, потому что, хоть мы и победили, но понесли очень тяжелые потери. А людей взять нам было неоткуда, и ничего с этим поделать было нельзя.
Меньше всего пострадали люди боярина Луки: привычные к сече рубаки дрались расчётливо, строя не ломали и умудрились не потерять ни одного человека. Так что, как была у него дружина в полтора десятка клинков, так и осталась, и они были основной ударной силой нашего поредевшего отряда.
Еще уцелели братья-лесовики, они вместе с боярином Яном держались поодаль от места схватки, стреляли из луков, а ближе подошли уже когда стало понятно, что мы берем верх.
А вот боевые холопы боярича Никиты полегли все. Он и сам пострадал: его, еле живого, полузадохнувшегося, достали из-под груды тел: и своих, и вражеских. Дрался он отчаянно, потерял шлем и меч, а последнего из врагов вообще зарезал кинжалом. Но тяжелых ран у него не было, так что должен был выкарабкаться.
Еще погибли двое парней из Огибного. Они пали в самом начале битвы во время копейной сшибки: одного из них закололи рогатиной, а второго вышибли из седла и затоптали. Камень остался жив, но был тяжело ранен в голову, и я не был уверен, что он доживет до следующего утра.
Из новиков, приведенных дружинниками отца, мы потеряли троих, и почти все остальные были ранены, но легко. Кровь мы остановили на месте, и оставалось надеяться, что молодые и крепкие парни выдюжат и не слягут с горячкой. Из стариков погиб Даниил, причем, пал он, прикрывая одного из новиков.
И о чем я жалел больше всего: был тяжело ранен Игнат. Боярин Сергей пробил его доспех, грудную клетку и, кажется, порвал легкое. Когда бой был закончен, я поспешил к нему и нашел его живым, однако рана его привела меня в отчаяние. Я не знал, что нужно делать, чтобы спасти его, не умел лечить такие. Оставалось только снять изрубленный доспех, перемотать грудь и погрузить старого воина в повозку.
О том, что пятеро бойцов из дружины боярина Сергея сумели сбежать, помнили все, так что разобравшись с ранеными и добычей, мы поспешили покинуть место схватки и ушли в лес. Погода будто подыгрывала нам, и через час зарядил ливень, который должен был смыть все следы. Так что найти нас сразу вряд ли удастся, и у нас было пару дней, чтобы зализать раны и перейти на новое место.
А меня трясло от мысли, что все эти смерти на моих руках, и виноват в них только и исключительно я. Если бы меня не понесло на поиски возможности заполучить отцовский престол, если бы остался жить спокойной жизнью деревенского лекаря в Васильевском селе, ничего этого бы не случилось.
Были бы живы новики, были бы живы деревенские парни, доверившиеся мне. Были бы живы дружинники боярина Сергея, и он сам. Он ведь был совсем не плохим человеком, просто оказался слишком предан нынешней власти.
И, что доводило меня еще сильнее, все ждали от меня команд, но я оказался не способен приказывать своим людям. От дурных мыслей у меня опускались руки. Я не знал, что нам делать, и не желал там находиться, и больше всего мне хотелось бросить все и бежать. Без разницы куда: на полночь, в пустоши, где когда-то находился великий город под названием Москва, на полдень, в Союз Торговых Городов, в мелкие княжества на закате или на восход, где на недели пути раскинулись степи.
Боярин Лука понял, что ждать от меня осмысленных действий нет смысла, и принял командование на себя. Он приказал разбить лагерь, лично распределил караулы, расставил на постах тех, кто мог держаться на ногах. Тех, кто был ранен легко, отправил заготавливать дрова и кашеварить.
Я же сидел под деревом на подстилке из двух маленьких сосенок и никак не мог оторваться от разглядывания кровавых пятен на рукавах моей куртки. Мрачные мысли обуревали меня, и с каждым мгновением я погружался все глубже и глубже в их пучины.
Зачем я вообще все это начал? Потому что не видел для себя возможности жить по-старому после смерти матери? Или потому что оказался захвачен перспективами, которые открыл для меня Игнат: водить собственную дружину?
А может быть, причиной всему была моя гордыня? И ведь был момент, когда я чувствовал себя, будто лечу на невидимых крыльях. Как раз тогда, когда дружина моя бросилась на врага с боевым кличем на устах. Они кричали “За князя”, и именно тогда я и почувствовал это все.
Так или иначе, это я привел их туда. Так, может быть, для всех было бы лучше, если бы волкулак задрал и меня вместе с матерью?
Тот мудрый старец, настоятель монастыря, говорил, что царство, разделившееся внутри себя, не устоит. Но разве мы не собирались разделить это самое царство? Ведь не все поддержат меня, многие встанут на сторону наместников.
А, значит, начнется война. И каждый из погибших ляжет камнем на моей совести.
Это не то, чего я хотел.
- Княжич, - сказал боярин Лука, отвлекая меня от мрачных мыслей.
Я даже не заметил, как он подошел. И почему-то слово это резануло слух, будто меня уличили в том, что я пользуюсь украденной вещью. Вернее, украденным титулом. А имею ли я право так себя называть? Какой же я княжич без княжества?