– Нож убери, да? – попросил я. – Думаю, спрашивать его старик сам будет, а нам у него поучиться не лишне, конечно, как “языка” допрашивать. Не раз еще придется.
Павел надулся, но ножик убрал. Я откинулся на полотнище, снова подставив нос под струю свежего воздуха и прикрыл глаза. Парни стали обсуждать наши дальнейшие действия, и мне приходилось старательно делать вид, что я ничего не знаю. Хотя, я и так ничего не знал.
Неделя, отведенная нам Игнатом на все дела в Брянске, почти закончилась. На улице уже подмораживает, а через пару дней выпадет снег и покроет все белым пологом на ближайшие два-три месяца. И куда мы потом поедем, по целине?
Неужели на лыжах пойдем? Так я их в жизни ни разу не надевал, да и Пашка с Ромкой наверняка тоже. У нас в деревне на лыжах только охотники по зиме ходили…
И только теперь до меня дошло: неделя ведь прошла! Я ни разу за свои семнадцать лет не уезжал из Васильевского села дольше чем на три дня. Да и выезжал всего один раз, и со мной всегда были старшие, и от них даже на шаг отойти было нельзя. Да и не останавливались мы практически: расторговались, да уехали.
Кем же я стал? На мечах с боярами дерусь, один из них вообще чужеземец. Потом с ними же пирую, о помощи с княжьим мытарем договариваюсь. А теперь на какого-то бандита, который целый посад под собой держит, охочусь?
А то ли еще будет? Старик ведь не успокоится, пока князя из меня не сделает. Ну или пока меня не убьют в каком-нибудь бою. Но ведь старик-стариком, а думать нужно своим умом. Дальше-то мы учиться будем, а потом что?
А потом, видимо, отправимся в путешествие. Будем искать сторонников, разбираться с противниками и доказывать мои права на Орловский стол. Так сказать, с доброй дружиной отправимся в путь…
Хороша дружина, конечно – три деревенских парня и старик. Сколько там у наместников-то людей, даже если не считать городской стражи и ополчения? Боярин Сергей приходил в село с тремя десятками, но это только новики… Ну пусть их семь десятков, да старшей дружины столько же – полторы сотни, значит.
Наместников пятеро, если у каждого по полторы сотни, это семь с половиной сотен. Да, настоящих воинов среди них не так много, но есть ведь еще ополчение, да гарнизоны городской стражи…
А нас всего трое. Ну и как мы с ними должны воевать?
Дружина нужна хотя бы в полтора десятка клинков для начала. И желательно, чтобы все были конными, да с заводными лошадьми. Потом можно будет поискать по деревням лихих парней, из тех, что не откажутся рискнуть жизнью за деньги и долю в добыче, да сбить из них какое-никакое ополчение.
А главное – союзников искать. В одиночку войны не выигрывают, люди нужны.
И неужели я действительно собираюсь воевать?
Не успел я ответить сам себе на этот вопрос, как понял, что цокот копыт затих, а повозка остановилась. Открыл глаза как раз, чтобы успеть заметить, Игната, откидывающего полог.
– Выбирайтесь, приехали, – сказал старик. – И этого вытащите.
Я вылез из повозки и осознал, что мы находимся на небольшой полянке посреди леса. Следы копыт и колес на земле, позволяли проследить наш путь по неширокой тропинке, которая на эту поляну и вела. Да уж, разыскать нас по ним для знающего человека вообще никакого труда не составит. А, значит, надо торопиться.
Парни схватили пленника за плечи, а я подхватил за ноги. Вместе мы выволокли его из возка и бросили прямо в кучу мокрых и чахлых прелых листьев. Похоже, что холод и влага привели мужика в себя: он задергался, засучил ногами, но, получив от Пашки пинок в почку, успокоился и снова затих.
Игнат наклонился и стащил с головы пленника мешок. Теперь, при дневном свете, пробивающемся сквозь кроны деревьев, я сумел разглядеть его как следует. Мужик был достаточно крепким, даже здоровым, с широкими плечами. Лицо у него было красивое, мужественное, с почти прямоугольным волевым подбородком и серыми глазами, которые сейчас были выпучены от боли и страха.
Насколько же это выражение контрастировало с мощным телосложением? Встретил бы такого на улице Брянска, обошел бы третьей дорогой: сразу же видно, и нравом крут и подраться наверняка не дурак. Кто вообще мог подумать, что такой человек может трусить?
– Сейчас развяжу рот, – сказал Игнат, вытащив из-за голенища нож. – Попробуешь кричать – отрежу нос и оставлю так лежать, чтобы собственной кровью захлебнулся. Понял?
Тот кивнул, и тогда старый солдат снял с его лица тряпку и вытащил изо рта еще одну, побольше. Пленный кричать не стал, похоже, хватило благоразумия. Он только испуганно посмотрел на нас и спросил:
– Вы кто такие? Вам чего надо? Отпустите меня немедленно!
Игнат, молча, перевернул пленного на спину, бесцеремонно ткнув лицом прямо в прелую листву, с помощью ножа распутал узлы на связанных за спиной руках и только после этого приказал помогать. Втроем мы перевернули нашу жертву обратно, Ромка уселся на правую руку, Пашка на левую. Сам Игнат надавил коленом на грудь мужчины.
Не завидовал я в тот момент подручному Грача, и уж точно не хотел бы, чтобы и меня вот так вот взяли в оборот.
– Вопросы задаю я, – жестким голосом проговорит старик. – Как зовут?
– Вовка Кулак, – ответил пленный.
Кулаки у него были действительно огромные, чуть ли не в половину моей головы, но руки какие-то нежные, будто у женщины. На моих-то уже мозоли были от меча, пусть большую часть времени дрались в перчатках, а на его – ни одной.
– Вот и хорошо, Вовка Кулак, – согласился Игнат. – Будешь по-хорошему отвечать на вопросы – останешься жив. Даже отпустим, как дело сделаем. Если запираться начнешь или крутить, то на вопросы все равно ответишь. Но уже по-плохому. Все ясно?
– Ясно, – просипел тот. Похоже, что Игнат специально давил ему на грудь, чтобы не давать толком дышать.
– Кем Гавриле Грачу приходишься? – спросил старый солдат.
– Кому? – переспросил здоровяк, но, когда старик запустил заскорузлый палец ему в глазницу и слегка надавил на глазное яблоко, сдавленно закричал. – Никем я ему не прихожусь! Бригаду он мне доверил! Бригадой управляю!
– Бригадой значит, – повторил за ним старик, но палец убирать не стал. – И что эта бригада делает?
– За порядком следим, чтобы никто не беспокоил тех, кто Грачу платит. Долги иногда выбиваем, из тех, кто платить не хочет. Других должников наказываем, если должен много, а заплатить не может.
– И все? – с явным недоверием в голосе спросил старый солдат.
– Иногда, – он на мгновение замолчал, но стоило старику шевельнуть пальцем, как тут же продолжил. – Иногда в торговом посаде шуруем. Если нужно товар украсть со складов или припугнуть кого, чтобы дела вел, как Грачу надо.
– Бандитская рожа, – прокомментировал Пашка.
– То есть караваны вы не грабите? – продолжил спрашивать Игнат, проигнорировав реплику моего друга.
– Нет, мы только по городу работаем. На тракте у Грача несколько ватажек есть, они добычу и берут, если нужно.
– И что, никто из ватажников с товаром сбежать не пытался? – спросил я.
– От Грача сбежишь… – протянул пленный, с чем-то вроде сожаления в голосе. – Да и товар все равно никто кроме него не возьмет. Там ведь не мелочь, которую можно через углежогов продать, там большие грузы: ткани дорогие, украшения, оружие.
– Как давно на него работаешь? – продолжил расспрос Игнат.
– Два года уже как. Сначала в бригаде Вадьки Щуки был, но тот с перепоя в канаву свалился и шею свернул. Вот меня в бригадиры и подняли.
– Как Грача найти? – задал главный вопрос старик.
– Он вас сам найдет, как узнает, что вы его ищете, – пленник хохотнул и тут же закричал, потому что Игнат погрузил свой палец в его глазницу уже на целую фалангу. – Давай, дави! Тебе Грач потом за меня оба глаза на жопу натянет!
– Олег, отрежь ему муди, – будничным голосом произнес дед.
Я даже не сразу понял, что именно он только что сказал, а когда дошло, меня невольно затрясло.
Да и как это делать-то? Нет, технически я понимал, к тому же видел, как Игнат у убитого нами секача яйца отрезал, но тот ведь мертвый был. А с живым человеком, пусть и бандитом, такое сотворить – это же каким зверем быть надо?