- Она как человек одичавший выглядит, - сказал вдруг Антон, поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза.

Похоже, что эта мысль пришла в голову не одному мне.

- Неужели это люди в такое вот выродились? - задал следующий вопрос уже Глеб.

- Не знаю, - пожал я плечами. - Но теперь это не люди точно, это звери. Если бы мы его ночью встретили, он кого-нибудь из нас порвал бы на части. А потом сожрал бы. И наплевать ему было бы на то, что мы тоже люди, - не знаю почему, но предположение парня меня разозлило. - Проверить хочешь, так спрыгни в яму к нему. Тогда посмотрим, каким он тебе человеком покажется.

- Человек обязательно говорить уметь должен, - проговорил боярин Лука. - А это тварь бессловесная, даже жестами объясниться не может. Нет, даже если они когда-то и были людьми, то давно уже ими быть перестали, много поколений назад. Теперь зверь это.

- А зачем мы его вообще ловили? - спросил Антон. - Зачем он тебе понадобился?

- Да все потому, что молдаване считают, что это духи неупокоенные, - ответил я. - Здесь могила была воинская, под холмом этим срубы стоят, курган сверху насыпан. Местные его разорили, прах в реку покидали, а теперь боятся, что воины те за ними в нечеловеческом обличье вернулись.

Я успел заметить, как оба брата-лесовика сделали жест, отгоняющий нечисть. Да, неприятно это, когда из христиан в дружине моей только я, да Михал. И ничего не сделаешь, никто из них ведь в монастыре не жил, никто истины из уст святых братьев не слышал. У нас даже священника-то своего нет, хотя он очень пригодился бы. Но вряд ли кто-то из них согласится присоединиться к нам, с учетом, что нам иногда приходится делать.

А думать о том, чтобы отвести дружину в монастырь, и думать нельзя, на святое место беду навлечем. Непременно ведь за нами придут, незаметно мы до самого центра Пяти Княжеств не доберемся. А наместникам обитель давно глаза мозолит, не устраивает их то, что там люди живут, которые мало того, что дани не платят, так еще и воинов собственных имеют.

Остается одно - жить дальше и надеяться, что удача будет благоволить мне. Вот, если будет мне везти, добыча будет хорошая попадаться, а уж тем более если получится у меня отцовский престол вернуть или хотя бы какое-нибудь из мелких княжеств захватить, возвеличиться, парни непременно решат, что все это потому что мне Бог помогает. И может быть, подумают о том что требы стоит не Красному Тельцу класть, а христианскому Господу, которого, правда, многие и сейчас называют мертвым.

- И дальше что? - прервал поток моих мыслей Глеб.

- А дальше все просто, - ответил я. - Хочу проверить, из плоти и крови ли звери эти, берет ли их честная сталь. Так что ты, Глеб, сбегай быстро до лошади моей, да принеси факел и рогатину. А ты, Антон, за самострелом сходи, да болтов прихвати по паре граненых и паре срезней.

Парни двинулись исполнять мой приказ, а я повернулся к боярину Луке.

- Ну, что думаешь, боярин? - спросил я у него. - Получится у нас тварь эту убить или нет?

- Думаю, что получится, - пожал плечами Лука Филиппович. - Сам подумай, жрут они как звери, следы оставляют на земле, причем отчетливые, значит точно из плоти и крови. А тогда значит и сердце у них наверняка где-то имеется, можно клинок в него всадить, да тут тварина и помрет.

- Вот и я так считаю, - кивнул я. - А парни боятся, даже наши. Запугали их с проклятием этим, а ведь нет, скорее всего, ничего, есть просто логово злобных тварей, которое огнем и каленым железом вычистить надо. И мы его вычистим.

- И героями на всю округу станем, - кивнул боярин.

- Насчет этого не знаю, - пожал я плечами. - Я, если честно, об этом как-то и не думал.

- А стоило бы, княжич, стоило бы, - криво усмехнулся Лука Филиппович. - Ты ведь правильно все сделал, меня остановил, не дал селища молдавские огню предать, сам к ним съездил, с главой рода молдавского договорился, даже караван вместе собирать решили. Глядишь, еще и проклятие с этих земель снимешь, так тогда и напряженность между местными и киевскими поугаснет. Так что ты обоим сторонам добрую службу сослужишь. В Киеве это заметят непременно, внимание обратят.

- Так ты что же думаешь, нам перед киевскими выслуживаться надо? - удивился я.

Вроде бы боярин Лука - жесткий человек, прямо кремень, сына воспитал так же, никогда ни перед кем не отступает, а тут выясняется, что он перед кем-то выслужиться хочет. Да ну быть такого не может!

- Да не выслуживаться, - на лице боярина отразилась досада. - Дружить нам надо с Киевом. Не важно, куда мы отправимся дальше, престол отца твоего отвоевывать или какое-то из мелких княжеств примучивать и под свою руку брать, дружба с Киевом для нас всегда выгоднее будет, чем вражда. Да и если уж совсем честно, то они ведь и помочь тебе могут с нашим главным делом. Только для этого им показать надо, что ты для них выгоднее, чем наместники.

- Честно говоря, я о чем-то таком уже думал, - ответил я, почесав в порядком отросшей бороде. - Что для Киева Пять Княжеств под одной рукой выгоднее будут, чем наместники, которые вечно между собой грызутся.

Боярин только кивнул. А я задумался: все-таки странно как-то, сначала он с места рвется, народ хочет на местных повести, деревни их сжечь, а потом хвалит за то, что я с этими же молдаванами договариваюсь, и в какой-то мере им помогаю. Ведь, если тварей не будет в окрестностях, то только местным в этом и прямая выгода, они, по крайней мере, охотиться смогут по эту сторону Днестра без опаски, рыбу ловить. Да и о том, что купцы сюда ходить станут, забывать не стоит.

Нет, желание боярина Луки сжечь селения и перебить всех людей, мне понять легко. Я сам, например, даже не представляю, что сделал бы с людьми, которые осмелились бы разорить те лесные могилы, в которых лежит Игнат и остальные погибшие в стычке с дружиной боярина Сергея воины. Но с чего бы вдруг Лука так к местным подобрел? Не потому что же, что они его вином угостили?

Помедлив пару мгновений, я решился все-таки озвучить этот вопрос.

- Боярин Лука, а почему это ты к местным так подобрел? - спросил я. - Только ведь пару дней назад рвался селища их сжечь, да с землей сравнять, а теперь, надо же успокоился, хвалишь меня за то, что помогаю им.

- Так ты ж меня и успокаивал, - ответил Лука Филиппович. - Сам ведь сказал, тех, кто могилу эту разорял, уже наверняка и в живых-то нет. Тут ведь не только рубленицкие в этом участвовали, но и те, что в деревнях по эту сторону реки жил. А им дома свои бросить пришлось, так получается, что наказали их уже за нас. Да и… - он тоже немного помедлил, будто бы не решался сказать что-то, но все-таки продолжил. - Есть у меня такая черта, еще жена-покойница говорила, что вспыхиваю я быстро. И, когда вспыхну, могу дел натворить, не разбираясь. Вот и нужен мне кто-то, кто успокаивать, если что, будет, кто в чувство может привести.

- Понимаю, - кивнул я.

- Да и сынок у меня такой же, - кивнул боярин Лука. - Никитка тоже ведь, чуть что, так сразу вспыхивает, словно щепа сухая. Он ведь именно так того боярина и зарезал, за которого его потом к смерти приговорили. Честно говоря, Олег, я за тобой потому и пошел, что вижу, что ты успокоить его сумеешь, если что. Да и вообще присмотришь за сыном, если меня не станет вдруг.

- Да ладно тебе, боярин Лука, - удивился я таким мыслям своего ближника. - Ты же телом крепкий, воин справный, дружина у тебя тоже богатыри один к одному, что с тобой случиться может?

- Что может, то и случится, - ответил боярин. - Все мы по кромке меча ходим, так что в любой момент умереть должны быть готовы. Так, ты присмотришь за Никитой, если что?

- Присмотрю, конечно, - заверил его я. - Никита и мне дорог, друзья мы, в конце концов. Не оставлю я его, не беспокойся.

- Вот и хорошо.

Тем временем к нам вернулись братья-лесовики. Один тащил с собой связку факелов и рогатину, а второй самострел с колчаном. Я хотел, было, взять копье в свои руки, но естественно лубки мешали мне это сделать. Оставалось только поморщиться с досады и забрать у Глеба факел.